Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza:
Gespeichert in:
| 1. Verfasser: | |
|---|---|
| Format: | Buch |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Vladikavkaz
Izdat. SOGU
2006
|
| Schlagworte: | |
| Online-Zugang: | Inhaltsverzeichnis Abstract |
| Beschreibung: | In kyrill. Schr., russ. - Zsfassung in engl. Sprache |
| Beschreibung: | 287 S. Ill., graph. Darst., Kt. |
| ISBN: | 5833604346 |
Internformat
MARC
| LEADER | 00000nam a2200000 c 4500 | ||
|---|---|---|---|
| 001 | BV023280268 | ||
| 003 | DE-604 | ||
| 005 | 20100225 | ||
| 007 | t | ||
| 008 | 080428s2006 abd| |||| 00||| rus d | ||
| 020 | |a 5833604346 |9 5-83360-434-6 | ||
| 035 | |a (OCoLC)644391531 | ||
| 035 | |a (DE-599)BVBBV023280268 | ||
| 040 | |a DE-604 |b ger |e rakwb | ||
| 041 | 0 | |a rus | |
| 049 | |a DE-12 | ||
| 084 | |a 6,11 |2 ssgn | ||
| 084 | |a 7,41 |2 ssgn | ||
| 100 | 1 | |a Rostunov, Vjačeslav L. |d ca. 20./21. Jh. |e Verfasser |0 (DE-588)137679726 |4 aut | |
| 245 | 1 | 0 | |a Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |c V. L. Rostunov |
| 264 | 1 | |a Vladikavkaz |b Izdat. SOGU |c 2006 | |
| 300 | |a 287 S. |b Ill., graph. Darst., Kt. | ||
| 336 | |b txt |2 rdacontent | ||
| 337 | |b n |2 rdamedia | ||
| 338 | |b nc |2 rdacarrier | ||
| 500 | |a In kyrill. Schr., russ. - Zsfassung in engl. Sprache | ||
| 650 | 0 | 7 | |a Heiligtum |0 (DE-588)4072395-1 |2 gnd |9 rswk-swf |
| 650 | 0 | 7 | |a Kurgan |g Hügelgrab |0 (DE-588)4128840-3 |2 gnd |9 rswk-swf |
| 651 | 7 | |a Ziskaukasien |0 (DE-588)4117986-9 |2 gnd |9 rswk-swf | |
| 689 | 0 | 0 | |a Ziskaukasien |0 (DE-588)4117986-9 |D g |
| 689 | 0 | 1 | |a Kurgan |g Hügelgrab |0 (DE-588)4128840-3 |D s |
| 689 | 0 | 2 | |a Heiligtum |0 (DE-588)4072395-1 |D s |
| 689 | 0 | |5 DE-604 | |
| 856 | 4 | 2 | |m Digitalisierung BSBMuenchen |q application/pdf |u http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000003&line_number=0001&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA |3 Inhaltsverzeichnis |
| 856 | 4 | 2 | |m Digitalisierung BSB Muenchen |q application/pdf |u http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000004&line_number=0002&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA |3 Abstract |
| 940 | 1 | |n oe | |
| 999 | |a oai:aleph.bib-bvb.de:BVB01-016465082 | ||
| 942 | 1 | 1 | |c 306.09 |e 22/bsb |g 471 |
| 942 | 1 | 1 | |c 200.9 |e 22/bsb |g 471 |
| 942 | 1 | 1 | |c 900 |e 22/bsb |g 471 |
Datensatz im Suchindex
| _version_ | 1804137598568890368 |
|---|---|
| adam_txt |
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ: К КОНЦЕПЦИИ ДРЕВНЕГО КУРГАНА
.5
Глава
1.
ИСТОКИ ПОЯВЛЕНИЯ ПЕРВЫХ КУРГАНОВ В
ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ И В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ
.14
Глава
2.
ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА О САКРАЛЬНОМ
ЗНАЧЕНИИ КУРГАНА
.18
Глава
3.
К МЕТОДИКЕ ИЗУЧЕНИЯ КУРГАНОВ
.29
Глава
4.
ЦАЛЫКСКАЯ ДЕПРЕССИЯ КАК САКРАЛЬНОЕ МЕСТО
МАЙКОПСКИХ ПЛЕМЁН
.36
4.1.
Цалыкская депрессия с позиций ландшафтологии и геологии
. 39
4.2.
Историко-географический подход
—
формирование сакральных
ландшафтов
.42
4.3.
Этноэкологический подход
—
сакрализация ландшафта
.42
4.4.
Религиозно-мифологический подход
—
взаиморасположение
курганов на местности
.43
Глава
5.
КУРГАН
№ 1
У СЕЛ. ЗАМАНКУЛ
.50
5.1.
Конструкция погребального сооружения
.52
5.2
Особенности ориентировки камеры погребения и возможные
ритуалы, связанные с ней
.54
5.3
Погребальный инвентарь и его особенности
.59
Глава
6.
КУРГАН
№
З У
СЕЛЕНИЯ БРУТ
.69
6.1
Разметка кургана; приёмы его строительства
.70
6.2
Продолжительность сооружения кургана
.72
6.3
Численность коллективов, участвующих в строительстве
.73
6.4
Приблизительная численность майкопского населения,
проживавшего в районе сел. Брут
.74
6.5
К семантике сакрального пространства кургана
№ 3.76
ПРИЛОЖЕНИЕ
I.
Альтернативные космогонические версии,
включающие Космическое (Мировое) яйцо
.89
1.
Египетская космогония
.89
2.
Древнекитайская космогония
.90
3.
Карело-финнская космогония
.91
4.
Шумерская версия Сотворение мира и богов
.94
286
ПРИЛОЖЕНИЕ И.Лингвистические соответствия терминам, обозначающим
понятия «север и юг», а также «правая и левая сторона» в древнеиндийском
и древнеиранском языках*"*
.
95
Глава
7.
КУРГАН
№ 2
У СЕЛЕНИЯ ЗАМАНКУЛ
.106
7.1
Основное захоронение кургана
.106
7.2
Параметры кургана
.107
7.3
Курган усечённо-конической формы с плоской горизонтальной
верхней площадкой
.111
7.4
Верхняя горизонтальная площадка кургана с двумя пандусами
. 123
ПРИЛОЖЕНИЕ
III
Меры длины в древности
.135
Г л а в а
8.
НЕКОТОРЫЕ СЕМАНТИЧЕСКИ БЛИЗКИЕ АРТЕФАКТЫ
.156
Глава
9.
КУРГАН
№ 1
У ХУТ КОМАРОВО (МОЗДОКСКИЙ РАЙОН
СЕВЕРНОЙ ОСЕТИИ)
.164
Глава
10.
К ВОПРОСУ О КУЛЬТУРНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
БОЛЬШОГО УЧ-ТЕПИНСКОГО КУРГАНА
.175
Глава
11.
КУРГАН
№ 21
МОГИЛЬНИКА РАСШЕВАТСКИЙ-
1
У
Г. НОВОАЛЕКСАНДРОВСКА
.184
ПРИЛОЖЕНИЕ
IV.
Стратиграфия разрезов кургана
№ 21
(рис.54)
.190
Глава
12.
КУРГАН
11
G
МОГИЛЬНИКА «КЛАДЫ» В АДЫГЕЕ
.204
Глава
13.
ОБ ИНДОЕВРОПЕЙСКОМ КОМПОНЕНТЕ В
НОВОСВОБОДНЕНСКОМ ПОГРЕБАЛЬНОМ ОБРЯДЕ
.219
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. О ПРИЧИНАХ ПОЯВЛЕНИЯ «ЦАРСКИХ
МАЙКОПСКИХ КУРГАНОВ-СВЯТИЛИЩ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
. 250
SUMMARY
.265
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ
.272
Архивные материалы
.284
Условные обозначения для части
I:
.285
287
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
О ПРИЧИНАХ ПОЯВЛЕНИЯ «ЦАРСКИХ МАЙКОПСКИХ
КУРГАНОВ-СВЯТЙЛЙ НА
CjEBEPHQM
КАВКАЗЕ
"7 ' "
В результате;комплексного анализа «Царских курганов» и курга¬
нов-святилищ югаВосточной Европы выявляется ряд аспектов:
1.
При возведении северопричерноморских курганов-святилищ
применяялся ряд математических методов, таких как архимедов треу¬
гольник и равносторонний треугольник, а также астрономические на¬
блюдения, позволяющие придавать объектам нужную ориентировку при
соблюдении определённых ритуалов; в сакральном пространстве кургана
(Т.М. Потёмкина,
2004).
:
2.
При сооружении «Царских майкопских курганов» использовал¬
ся ряд математических и геометрических закономерностей; так, зафик¬
сировано использование возможных единиц измерения, применяемых
при проектировании и строительстве объекта; применение «золотой про¬
порции»; тщательное изучение структуры курганных насыпей позволи¬
ло сделать предположение, что при их возведении применялся метод ма¬
тематического ряда
—
соблюдение особой последовательности при пла¬
номерном строительстве кургана.
3.
Используя 'закономерности годового и сезонного движения
Солнца, с учётом начального и конечного этапов строительства кургана
(общее время строительства), 'с учётом объёма насыпи и вычисления по
методике ВайМана количества человеко-дней, потраченных на произ¬
водство работ', представляется возможным определить количественный
состав коллектива^ участвовавшего в возведении объекта, а также при¬
мерную численность всего проживающего; в данной местности населе¬
ния. Указанный метод не универсален: он неприменим к ряду курганов,
в которых не представляется возможным определить время начального и
конечного этапов их сооружения; метод также нуждается в проверке на
статистическом материале.
4.
При изучении деталей конструкции курганов (в частности, кур¬
гана
№ 2
у сел. Заманкул) удалось определить инструмент, с помощью
которого сооружались площадка и винтовая дорожка; таким инструмен¬
том является гномон. Поскольку первые упоминания о гномоне появля¬
ются только в вавилонских и ведийских источниках
II
тыс. до н.э., мож¬
но полагать, что в данном случае зафиксирован наиболее ранний факт
применение этого инструмента майкопцами.
Несомненно, на «Царских курганах-святилищах» производились
и другие/астрономические наблюдения, поскольку ориентации курган¬
ных насыпей, погребений и других элементов конструкции указывают
250
на'времй весенне-осеннего
равноденствия,
ачгакжеедетне-зимнего
.солн-
цестоянййООЯо
вбей
вероятности,
-&ЇЙ Знаная· бйлй'необходймі>кзкрецам
длй
'своевїіейгенйого
проведения ооответствующихритуапьных торжеств,
ШЙряМуШ
связанных с экстремальными положениями'!солнцавуказан¬
ные Периоды,
v-
'
ι
■·
Га;
Не исключено, что при сооружении сложных курганов-святилищ
первоначально создавались их уменьшенные модели
—
вавилоны;, с точ¬
ным соблюдением пропорций планируемого объекта. Подобные модель-
ки-вавилоны археологи находят у неолитических храмов Мальты, на
трипольских поселениях и т.д.
. -
Не вызывает сомнения, что основной, задачей возведения курга¬
нов-святилищслужило поклонение культу предков, при этом не про1·
стых членов племени, а вождей и жрецов высшего ранга, о чём со всей
определённостью свидетельствуют практически все детали конструкции
«Больших майкопских» курганов-святилищ; отправление иных ритуа¬
лов также имело место (культ плодородия, новый год, праздник начала
посева, сбора урожая и т.д. но их проведение шло параллельно с основ¬
ным культом.
Наиболее сложным является вопрос о причинах, способствовав¬
ших появлению сложных курганов-святилищ. На освещении этой про¬
блемы я остановлюсь более подробно.
Весьма подробное и содержательное исследование сакрального
пространства энеолитических курганов-святилищ было проведено Т.М.
Потёмкиной.
По мнению Т.М. Потёмкиной, «Строительство круговых культов
вых центров и курганов было связано с укреплением общей организован¬
ности общества, дальнейшим развитием человеческого мышления и с
прогрессом в сфере религиозных представлений. Архитектура сооруже¬
ний служила практическим целям объединения коллективов.
Автором высказано предположение, что «идея сооружения курга¬
нов-святилищ и курганных захоронений ранних скотоводов нредъям-
ного и раннеямного времени, как и святилищ типа Савина в Зауралье,
вполне реально могла быть принесена с территории земледельческих
обществ Юго-Западной и Средней (Центральной) Европы, но не прямо,
а опосредованно, через скотоводческие группы населения ряда проме¬
жуточных территорий Восточной Европы, активно контактировавших с
раннеземледельческим населением, что и привело к культурной интегра¬
ции в области идеологических представлений (Т.М. Потемкина,
2001.
С.
225-238;
её же:
2004.
С.
248).
Согласно наблюдениям Т.М. Потёмкиной, основные признаки са¬
крализации пространства, характерные для круглоплановых святилищ
Европы, присутствуют в древнейших курганах-святилищах Северо-За¬
падного Причерноморья и отдельных курганах степного скотоводческого
населения эпохи энеолита от Днестра до Урала, хотя и в более упрощен·*
251
ной форме, чем на святилищах земледельческого населения. Возможно,
необходимость иметь возвышение на месте сооружения стрлбовых, кон¬
струкций и заставляла первых скотоводов возводить на ровной местно¬
сти, в открытой степи, искусственные насыпи, которые, при отсутствии
естественных возвышений типа береговых останцов в поймах, позволя¬
ли бы создавать ритуальные центры в соответствии как с традиционны¬
ми представлениями об их конструкции, так и с существующей моделью
Мира.
Между тем все признаки древних ритуалов, выявляемых Т.М. По¬
тёмкиной в энеолитических и раннебронзовых курганах-святилищах, в
большинстве своём сводятся к индоевропейской космогонии: о сакраль¬
ной значимости южной стороны как низа и страны мёртвых (Т.М. Потём¬
кина,
2004.
С.
222);
связь западного направления с хтоническим миром,
миром мёртвых (Там же. С.
228)
,такж_е,
соотносится с индоевропейскими
представлениями о «злом пути «т. ¡и Пущаном
—
посмертным проводни¬
ком душ, аналогом Харона; о.верт;ик.альнрй,трёхчастнрй модели Вселен-
.
яой (ртрлбы-ориентиры в курганах^ связывакугедис мрделью Мирового де¬
рева) (Там же. С.
225-226);
разведение огня на поверхности курганных
.насыпей связывается прежде, всего с индоевропейскими и индоирански¬
ми представлениями об отождествлении огня с солнцем (Там же.С.
225)
и т.д. Весьма важным представляется также наблюдение Т.М. Потёмки¬
ной об ориентировке осевых линий погребений культового компглекса в
направлениях СВ-ЮЗ, В-3; подобные ориентировки связываются с по¬
ложением восходящего солнца на горизонте в весеннее (конец апреля)
и осеннее (сентябрь) время. Эти периоды, по мнению автора,
.
f
играли
важную роль э хозяйственной жизни подвижных скотоводов, посколь¬
ку имели непосредственное значение к сезонному кочеваниюь выгону
скота на весенние пастбища и отгону стад на зимники, осеньк?,»: (Там же.
Близкими аналогиями круглопланрвых святилищ Северного При¬
черноморья являются, по мнению-Т.М. Потёмкинрй, круглопдановые
святилища лендельской и баальбергской культур (Там. же. С»
2,21);
на¬
званные культуры большинство специалистов относят к индоевродей-
ским; и наконец, по замечанию самого автора,
«
Большинство иссле¬
дователей начало проникновения восточных скотоводческих племён в
Карпато-Приднестровье и Подунавье и
.
появление первых ритуальных
сооружений с вертикальными столбами. большинство исследователей
связывает с населением Новоданиловской (скелянской
—
В.Р.) культуры
и относит. к начальным этапам Триполья В1
—
Кукутень А», (Там же.
С.
227).
Указаннаягкультура.также принадлежит,^индоевропейскому
Кругу.
■,,,,. . . . . ·,- .,-.,. .·,:.,,,.■·., ■ .-· ·,, .-
Справедливости ради нужно отметить, что в работе
Ţ.M.
Потём¬
киной упоминается и культурная группа Хаджидер, «Представляющая
степное скотоводческое население с сильным влиянием землелельческих
252
культур, сікоторой
связывается
лоявлениев.Северо-Западном
Причерш»-
морье
первых насыпей и строительство первых курганных храмов
тгкри?-
туальных сооружений с вертикальными столбовымйЗЁонструкцйями»
(Там же. С.'
21
9-*220); подобное еамечаййе связано ^изучением кургана
№■9
Красное, в кромлехе котОрогобыли найдены камни, напоминающие
голову быка (Т.М. Потёмкина,
2004.
С.
219,
рис.
3).
Вместе с тем куль¬
турная группа Хаджидер относится уже к предъямному времени, тогда
как сложные курганные насыпи появляются уже в скелянской культу¬
ре, в последней четверти
V
тыс. до н.э.; эти насыпи, яйцевидной, эллип¬
совидной либо усечённо-конической формы, с обмазанной жёлтой гли¬
ной поверхностью, рассматривались мною ранее (см. рис.
31-33).
Пожа¬
луй, упоминание о культе быка является в работе единственным звеном,
связывающим степной памятник с земледельческими культурами (на¬
пример, с Трипольем). Между тем культ быка
—
непременный атрибут
и степных скотоводческих культур, поэтому в данном случае «аргумент
быка» не выглядит убедительным.
В итоге можно констатировать, что вопрос о влиянии земледельче¬
ских культур на появление в Северном Причерноморье курганов-святи¬
лищ автором так и остался открытым.
Вопрос этот может быть связан с трипольской культурой
—
высо¬
коразвитым раннеземледельческим обществом, связанным на протяже¬
нии полутора тысячелетий со степными скотоводческими племенами.
Именно этапроблемаподнятаИ.В. Манзурой, проводящим, парал¬
лельно с исследованиями Т.М. Потёмкиной, изучение характеракурга-
нов-святилищ; исследование указанной проблемы входит в более обшир¬
ный труд И.В. Манзуры, посвященный этапам интеграции земледельче¬
ских и скотоводческих обществ юга Восточной Европы в эпоху энеолита
и ранней бронзы
(I.Manzura,
2005.
Р.313-338).
Процесс интеграции степных скотоводческих и лесостепных зем¬
ледельческих культур И.В. Манзура разделяет на три последовательных
этапа: аккультурации, доместикации и колонизации
(Item).
На первом этапе (аккультурация
4700-4100
гг. до н.э.) рассматри¬
вается начало взаимодействия двух культур скелянской (скотоводче¬
ской) и трипольской (земледельческой). По мнению автора, «Уровень
развития культуры Кукутень-Триполье в определенной степени может
оцениваться по особой группе трипольских кладов, открытых в различ¬
ных частях ее ареала. Некоторые из них представляют собой истинные
сокровища и содержат разнообразные предметы из металла, экзотиче¬
ских раковин и камня. Фактически, в степь был имплантирован особый
символический код (выделено мною
—
В.Р.), который точно соответ¬
ствовал ценностным стандартам земледельческого общества. Вследствие
этого процесса аккультурации, или просто идеологической диверсии, в
Северочерноморскйх степях была создана определенная культурная сре¬
да, которая могла адекватно реагировать на импульсы, направленные из
253
зем^еделъческрго
apeąjatąt
Культуру,
резкоотличающиеся
друг рт друга
отношениях,
¡начади
общаться^а ¡одном символическом, я.:^;
¡,,
Да.этапе доместикации
(3800-3500
гг,, до н.э.
—
период .Кукутень
В-Триполье
Cl)
сложилась, по мнению И,В. Манзуры, специфическая
комбинация объективных и субъективных факторов, благоприятных
для очередной попытки земледельческих общин освоить степи -Реверс
ного
Причерноморья. В рассматриваемый период в степи и лесостепи к
востоку от Днепра появились новые культурные объединения,, куда вхо¬
дят нижнемихайловская, квитянская (лостмариупольская), дереивская
и константиновская культуры^; отличающиеся друг от
другало
своему
происхождению, погребальным обычаям, керамике, орудиям и т.п. Две
издих^ дереивская и константиновская
—
по-видимому,.в разной сте¬
пени восходят к скелянской культуре
(Op. cit.
J*.
327). . .
Согласно И.В. Манзуре, «В сложившихся,условиях перед земле¬
дельческими общинами стояла двуединая, .задачам во-первых, «воспи¬
тать» чуждое культурное окружение, во-вторых, освоить новые в при¬
родном плане территории, Первая половина задачи отчасти была решена
в предшествующий период в ходе процесса аккультурации. Орнако оста¬
валась острая необходимостью
особрџ
механизме, чтобы с его помощью
успешно адаптироваться к непривычным условиям. И вполне вероятно,
что такой механизм был действительно найден»
(Item).
,
В период Кукутень В-Триполье
СІ в
степях Северного Причерномо¬
рья распространились многочисленные монументальные погребальные
конструкции. Автор выделяет три основных типа таких сооружений Со-,
оружения первого типа И.В, Манзура относит к разряду, «развернутых».,
или наиболее сложных. «Они включают грунтовые курганные насыпи,
иногда полностью или частично облицованные каменными плитами,
округлые каменные ограды и рвы.,, обычно, разомкнутые в западной или
юго-западной части. Достаточно часто
основньїе
конструкции сопровож¬
даются различными жертвенными ямами, остатками кострищ, сложны¬
ми деревянными конструкциями, которые .устроены внутри ограды или
во рву»
(Op. cit.
Р.
328-329). , ,
Два других типа сооружений выражены так называемыми «реду¬
цированными» формами и состоят, помимо курганной насыпи, только
из каменной ограды или рва. В них также встречаются аналогичные до¬
полнительные конструктивные элементы.
(Item).
В отличие от широко распространерного мнения о создателях
монументальных.погребальных памятников как о коренных обитате¬
лях степных террдторий,, И. В. Манзура, считает, что мегалитическое
строительством значительной степени инициировано трипольским им¬
пульсом. .«.В определенной степени такое заключение звучит несколько
странно» —г пишет он. «Др сих пор мы даже не в состоянии представить
в деталях как выглядели их жилища, не.говоря уже о более сложных
254
сооружениях.
брлеодејС
тем, в
данном, слунае мы сталкиваемеа&кысоко-
развитымйархитектуфньши
традициякяі'Достаточно
глубоким^ астро-
нощщ.еским.и,0наниями:и хорошо организованной социальной структу¬
рой; коториена тот момент не наблвддаются У стелнызггрздацЩотемки-
на
2004)»
(Item).
-.,. .
Λ
„ч.;,
«Обильные и разнообразные свидетельства долговременных
ритуальных действий внутри рассматриваемых сооружений демон¬
стрирует их значение не только, как обычных мест погребения, но
также как и важных общественных центров для определенного чис¬
ла связанных социальных групп, своего рода «храмов»
(Item).
è
Результаты картографирования памятников позволяют И.В. Ман*
зуре полагать, что «Именно на периферии трипольского мира, наблюда¬
ется особая сложность и монументальность погребальных конструкций,
постепенно упрощающихся к востоку и вновь достигающих особо слож¬
ных форм на периферии другого земледельческого массива, к северу от
ареала майкопской культуры»
(Op. cit. P.
329,
fig.
8-9).
В итоге, во втором периоде, по мнению автора, «.был выработан
нцвый символический механизм, обеспечивавший воспроизводство со¬
циальных связей в новых условиях. Именно на этой стадии наблюдают¬
ся изменения в похоронной практике, выраженные в переходе от бога¬
тых наборов погребального инвентаря к сложным и монументальным по¬
гребальным конструкциям. Показательно, что аналогичные тенденции
одновременно наблюдаются и в других европейских регионах»
(Op. cit.
Р.
335).
В данном случае в качестве примера И.В. Манзура ссылается на
культуры Атлантической Европы, в частности культуру строителей ме¬
галитов
(Op. cit. P.
334-335).
Гипотеза И. В. Манзуры нова и хорошо аргументирована. Вместе
с тем отдельные её положения нуждаются в более развёрнутом обсуж¬
дении. Это относится, в частности, к тезису о более примитивном уров¬
не развития степных племён по сравнению с земледельческими (малое
количество выявленных поселений, не определены даже детали жилых
сооружений), которые не могли обладать навыками астрономии и архи¬
тектуры, выявленными в степных курганах-святилищах, а также о воз¬
можных аналогиях в появлении идей строительства погребальных со¬
оружений
—
мегалитов Атлантической Европы в связи с приходом туда
земледельческих племён.
Тщательный археологический и палеоэкономический анализ по¬
следних десятилетий, в частности исследования Колина Рэнфрю
(G.Re¬
nfrew,
1976.
Р.
205),
показали, что природные условия главных мегали¬
тических районов. Западной Европы были суровы, а трудоемкость даже
простого ¡воспроизводства пищи
т
-r
высокой. Хотя в период атлантиче¬
ского периода; голоцена
(V
тыс. до н.э.) климат Европы был теплее совре¬
менного, все же сам характер почв свидетельствует о невысоком плодо¬
родии ПРИМОРСКИХ ДОЛИН.
. . : ■
255
Рэнфрю, .подсчитал, что при .неолитических технологиях
дляав, сведения
caMO,^.
¡скромной
галерейно^,
гробницы затрачивалось
10
-т^|;сяч^)аловекр,-я.асрі(,;ролее
крупные, сооружения требовали десяти¬
кратного уд^личения. у^ а такие монументу как Стоунхендж или
Ньюгррэндж обошлись неолитическим земледельцам в
30
млн. челове-
ко-$асов каждый
(Item).
■,.
i:
·.··■··.
s,
.¿Хотя кромлехи Англии, курганы Ирландии и бретонские «аллеи
менгиров» создавались на протяжении многих.веков, они все равно тре¬
бовали объединения усилий десятков тысяч
дщдей.
Очевидно, в данном
случае действовал какой-то механизм·,
сдедиалђнои.
самоорганизации.
Видимо, Стоунхендж и Нью Грейндж,имели такое значение для сотен
английских или ирландских общин, что они, добровольно участвовали в
их строительстве,, безусловно, в ущерб своему материальному благопо¬
лучию.-
. ,.-. ,;;■;-, , .
Вопрос о трм, где жили строители кромлехов и дольменов, долгое
время оставался открытым. Ничего даже отдаленно напоминающего
грандиозностью эти культовые постройки и предназначенного для жи¬
лья не удавалось найти. Если люди так умело строили каменные гробни¬
цы, то где находились их дома и хозяйственные пастройки? Ничего по¬
добного нам не известно. Однако тщательные изыскания последних де¬
сятилетий позволили все же
отьіскать
жилье создателей мегалитической
культуры. Жилье это оказалось весьма убогим. В Южной Скандинавии
Стрёмберг в
1971
году нашел в Хагестаде (Скэн) следы от обуглившихся
в болотистой почве свай. Это были единственные остатки жалких свай¬
ных хижин, в которых ютились строители мегалитов (М
Sahlins,
1972.
Р.
97). .··,. ;:·,.■
Не более основательными оказались и жилища рыбаков'Аррана.
Поселениия.^вокруг; бретонских «алдей менгиров» так до сих
-йор
и не
. .
А; Оу-создателях мальтийских, мегалитических святилищ Дж. Ма-
рщігер
писал: «Самым удивительным!, у этих неолитических островитян
была, кажется, сила их веры. Хотя сами они ютились в жалких ЗШжинах
из плетеных циновок, которые вскоре разрущались и исчезали без следа,
рни возводили громадные храмы, циклопические стены которых сохра¬
нились и по сей день»
(Johannes
Maringer,
1960.
P.
156).
Но и в века своего расцвета мегалитическая культура отнюдь не
охватывала всю Европу; она плохо распространялся вглубь материка. В
Vl-rV
тыс. до н.э. жители Средней Германии, свайных построек швей¬
царских озёр, земледельцы придунайских равнин мегалитической тра¬
диции не восприняли. Так, в Южной Швеции, на островах и балтийских
берегах Ютландии из ледниковых валунов возводили циклопические
постройки, а рядом, в Западной и Центральдрй Ютландии продолжа¬
ли хоронить в грунтовых могилах. Рядом.со строителями дольменов и
кромлехов существовали общества, материальная культура была не ме-
256
нее развита. Быт населения Центрального массива Франции, швейцар¬
ских Альп и Южной Германии ничем принципиально не отличался от
строя будничной жизни неолитических земледельцев Бретани, Англии,
Ирландии, Португалии, Мальты.
Быт не отличался, а вот верования отличались существенно. Сре¬
ди жителей Центральной Франции и поселенцев на берегах альпийских
озер широко распространено было людоедство. Судя по тому, что чело¬
веческие кости потом превращались в амулеты, каннибализм имел, ви¬
димо, ритуально-магический характер. Коллективные захоронения в
Шамбланд (у Женевского озера) и Бавендорф (Центральная Германия),
говорят о том, что в этих местах практиковались умерщвления жен и де¬
тей при похоронах главы рода (А,Б. Зубов,
1997.
С.
175-176).
В районах классической мегалитической цивилизации мы не нахо¬
дим ни следов каннибализма, ни признаков безусловных человеческих
жертвоприношений.
Поэтому о влиянии некоего внешнего земледельческого импульса
на возникновение традиции сооружения мегалитов говорить затрудни¬
тельно.
Подобное явление наблюдается и в майкопской культуре.
Майкопские поселения имеют незначительный культурный слой,
мощностью до 40см («в один черепок»); все они расположены небольши¬
ми посёлками вдоль русел рек, что объясняется подвижно-земледельче¬
ским характером культуры. Майкопские жилища наземные, по форме
подквадратно-овальные либо круглые.
С.Н. Кореневский предполагает три типа майкопских жилищ. Пер¬
вый тип имеет сплошное турулучное покрытие; он выявлен пока только
на Кубани по данным Серёгинского поселения; второй тип имеет толь¬
ко частичное покрытие турулучным поясом (галюгаевские поселения на
Среднем Тереке) и третий не покрыт турулуком вообще. Каркас жилищ
состоит из прутьев, кольев-столбиков диаметром
8-lOcM,
употреблялись
доски шириной до 10см. Полы жилищ земляные, без следов утаптыва-
ния, диаметр около 4-5м (С.Н. Кореневский,
2004.
С.
13) —
то есть не
больше размеров средней кочевнической юрты.
Все описанные примеры свидетельствуют о том, что создатели
крупных архитектурных монументов
—
бескурганных и подкурганных
мегалитов, мегалитических курганов-святилищ сами жили в довольно
примитивных жилищах. В отличие от населения трипольской культу¬
ры, в которой зафиксировано большое количество крупных населённых
пунктов, с большими, порой двухэтажными, и сложными по архитекту¬
ре домами. Между тем в самой культуре Триполье-Кукутени отсутствует
традиция возведения курганных насыпей.
Наблюдаемые в Приатлантической Европе, степной зоне Север¬
ного Причерноморья, а также а предгорной и, отчасти, в степной зонах
Северного Кавказа факты содержат в себе два основных аспекта, кото-
257
рые необходимо раскрыть более подробно: социально-экономический и
духовный.
· , . . ■
В этой связи весьма перспективными для изучения
представляють¬
ся
два важных положения, высказанные И.В. Манзурой:
1)
об обилии и долговременности ритуальных действий на курга¬
нах-святилищах, позволяющих рассматривать их как важные обще¬
ственные цетры, своего рода «храмы»;
2)
о выработке особого символического механизма, обеспечиваю¬
щего воспроизводство социальных связей, что привело к возникновению
сложных и монументальных погребальных конструкций.
1.
Социально-экономический аспект проблемы заключается в пе¬
реходе ряда обществ эпохи позднего неолита и энеолита к новой форме
социальной организации и возникновении стратифицированных образо¬
ваний, одним из которых был институт вождества, или чифдом.
Данная концепция была заимствована советскими учеными (Ю.Е.
Березкин,
1995.
С.165-187; Л.С. Васильев,
1981.
С.
157-175; H.H.
Кра-
дин,
1995.
С.16-61;
А. М. Хазанов,
1975)
из зарубежной антропологии в
процессе поиска различных форм социального развития, характерного
для поздней первобытности (догосударственный уровень). Чифдом рас¬
сматривается как промежуточная политическая организация, которая
появляется, когда имеются устойчивые условия роста прибавочного
продукта. Он основан на социальном ранжировании, но в его структу¬
ре и управлении преобладают кровнородственные отношения. Престиж
и состояние индивидуума обусловлены тем, как близко он находится к
вождю.
Сам термин «чифдом» вошел в научный лексикон из работы К.
Оберга «Типы социальных структур среди южно-американских и цен¬
трально-американских племен» (К.
Oberg,
1955.
Р.
472-487).
Возведение
этой концепции в ранг обобщающей теории было предпринято М. Сал-
линзом
(Sahlins,
M.,
1963.
Р.285-303) и Э. Сервисом (Е.
R. Service,
1962),
которые подчеркнули важную роль экономического фактора в оформле¬
нии социальной стратификации, являющейся одной из основных черт
чифдома (вождества). Работы этих исследователей получили поддержку
не только антропологов, но и археологов, особенно в Британии и США.
В 70-е годы в терминах «вождества» стали анализироваться культуры
позднего неолита, эпохи бронзы и начала железного века Западной Ев¬
ропы.
Вопрос этот блестяще раскрыт в монографии Л.Н. Коряковой (Л.Н.
Корякова,
2002).
Вождество основано на принципе ранжирования
—
различия в со¬
циальном статусе людей. Престиж и ранг определяется близостью к вож¬
дю, роль которого очень велика. При этом разделение на классы отсут¬
ствует.
258
Социальный статус в вождестве, основанном на родовом принци¬
пе, развивался в сторону большей устойчивости и продолжительности.
По мере роста численности населения и степени сложности устройства,
поведение индивидуума в большей степени обусловливалось социальной
структурой, нежели родовыми устоями. Многие вождества близко на¬
поминали государства. Но сохранение родовых традиций, как считают
многие антропологи, не позволяет считать их таковыми (Л.Н. Корякова,
2002).
Типологически чифдом-вождество может быть поставлено в опред-
ленное соответствие с военно-иерархическим обществом. Для общей ха¬
рактеристики такого социального и экономического уровня Ю. И. Семе¬
нов использу- ет понятие «политаризм» как особый способ производства
(Ю.И. Семёнов. М.,
1993.
Часть
II,
гл.
12-14).
Ранговый характер май¬
копского (или так называемого «майкопско-новосвободненского») обще¬
ства, с использованием положений Ю.И. Семёнова, довольно подробно
разработан С.Н. Кореневским (С.Н. Кореневский,
1988.
С.
6-20;
его же:
2004.
С.
83-89).
Наиболее общими археологическими признаками вождества счи¬
таются: монументальная архитектура, наличие церемониального цен¬
тра, дифференцированные погребения (Л.Н. Корякова,
2002).
Именно с такими признаками мы и встречаемся при исследова¬
нии знеолитических курганов-святилищ Англии, Ирландии, Северного
Причерноморья и сакральных центров Северного Кавказа (Цалыкская
депрессия в Северной Осетии). Так, в сакральном центре Цалыкской де¬
прессии, судя по многочисленным данным, могли на протяжении дли¬
тельного хронологического периода проводиться различные ритуальные
обряды, связанные, по всей вероятности, не только с культом предков,
но и с другими, не менее важными духовными аспектами
—
с культом
плодородия, сбора урожая, инициации и т.д. Проведение подобных об¬
рядов проводилось, по-видимому, как общеплеменные торжества и име¬
ло целью, помимо прочего, консолидацию отдельных общин.
2.
Резкий контраст, зафиксированный между жилыми постройка¬
ми и ритуальными сооружениями ряда нео- и
знеолитических
обществ
Приатлантической Европы, Северного Причерноморья и Северного Кав¬
каза, свидетельствует, по-видимому, о значительном преобладании ду¬
ховной стороны в функционировании общества над бытовой. Так, многие
тысячи человекодней, которые были потрачены на возведение культо¬
вых сооружений, могли быть использованы на обработку дополнитель¬
ных участков земли под пашню (для майкопской культуры), на охоту,
рыболовство, разведение скота то есть на продуктовые запасы, на произ¬
ведение предметов труда и т.д.
Из этнографии известны примеры, когда некоторые находящиеся
на неолитическом уровне развития народы Юго-Восточной Азии до на¬
чала
XX
века возводили типичные мегалиты дольмены и менгиры. Так,
259
на острове Ниас (близ западнрго берега Суматры) чиновник голландской
колониальной администрации Е.Е.В.Г. Шредер заснял в
1907
г. на кино¬
ленту возведение дольмена на могиле вождя (А.Б. Зубов,
1997.
С.
147).
При изучении погребальных памятников конца
V
—
IV
тыс. до
н.э. Северного Причерноморья и Северного Кавказа археологи нередко
указывают на мифологическую и космогоническую символику, выяв¬
ляемую в них. Наиболее показательными примерами такой символики
являются комплекс у сел. Джурджулешть в Молдавии (И.В. Манзура);
фрески новосвободненских гробниц в Адыгее (А.Д. Резепкин); насыпи
курганов яйцевидной, эллипсовидной и усеченно-конической формы,
нередко покрытые слоем ярко-жёлтой глины, кромлехи и менгиры на
курганах Украины и Северного Кавказа (Мировое яйцо, Мировая гора и
т.д.).
.
Некоторые курганы-святилилища Украины и Молдавии отража¬
ют целые космогонические сюжеты (Т.М. Потёмкина).
Однако, пожалуй, самыми сложными по конструкции и семанти¬
ческой насыщенности выступают майкопские курганы Цалыкской де¬
прессии.
Такие уникальные архитектурные сооружения могли возводить в
ущерб своим бытовым проблемам только общества, члены которых обла¬
дали мифологическим (мифопоэтическим) мышлением.
Мифологическое мышление характеризуется тем, что оно дает не¬
посредственное кодирование информации через принятую знаковую тра¬
дицию в данном социальном образовании. Такое кодирование обуслов¬
лено древнейшими космогоническими и мифологическими представле¬
ниями человека и построены на соотнесении подобных или «псевдопо¬
добных» предметов, объектов или явлений. Основой такого соотнесения
является представление древнейшей космогонии об общей взаимосвязи
всего в мире. При этом выделяется аспект трёхчастности мироздания, хо¬
рошо прослеживающийся еще в индоевропейском или ином шаманизме
(см., например, Мирча Элиаде «Шаманизм» и др.). К этой же категории
представлений относятся представления о Мировом древе либо Мировой
горе (см. «Мифы народов мира»). Взаимосвязь всех «вещей Вселенной»
как правило выражается в соотнесении происходящего в небесном мире
—
Мире богов и в земном мире, кроме того такое соотнесение и взаимос¬
вязь может пониматься относительно Подземного мира. В ряде случаев,
особенно в архаических обществах, оно рассматривается как соответ¬
ствие событий в мире духов или иных трансцендентальных существ с ми¬
ром людей. При рассмотрении тех или иных проявлений материальной
и духовной культуры обществ с преобладающим типом мифологическо¬
го мышления, следует в первую очередь выделить мировоззренческую
космогоническую концепцию этого общества, практически всегда имеет
символическое выражение, которое в эпоху позднего неолита
—
энеоли¬
та проявляется в изобразительном искусстве.
260
Далее при типизации изображений происходит их символизация,
понятная всем входящим в данное социальное образование индивиду¬
умам. Она происходит по принципу выделения основных качеств, ко¬
торые в присвоенном предмете или объекте могут уже выделяться как
отдельные самоценности. Так, например, изображение спирали по часо¬
вой либо против часовой стрелки могут быть символом жизни и смерти,
а круг с точкой или квадратом в центре становится изображением Все¬
ленной.
«Элементы погребального ритуала в данном контексте выступают
как знаки, а сам ритуал
—
как текст (в семиотическом смысле)» (СВ.
Иванова,
2002.
С.
45).
Ритуал занимал стержневое положение в жизни обществ с мифи¬
ческим мышлением. По некоторым данным, «праздники» в своей сово¬
купности могли занимать половину всего годового времени (В.Н. Топо¬
ров,
1988).
Что представляет из себя ритуал в психологическом плане
—
труд¬
но понять, не находясь внутри него, т.е. в рамках той же культуры и в
том же состоянии сознания. По мнению Л.Н. Чуриловой, «Смерть, обря¬
ды перехода в новое состояние существовали в сознании, мировоззрении
древнего человека в контексте хорошо знакомого ему мифа, мифологи¬
ческих образов и представлений, жизнь и смерть, рождение, взросление,
угасание,
—
всё было регламентировано, отмечено обрядами и ритуала¬
ми, следование которым являлось залогом благополучия, непрерыва-
емости потока жизни, рождений. Живые и мёртвые были участника¬
ми этого таинства, где всё и вся
—
покойник, погребальное сооружение,
предметы в могиле иллюстрировали эти сакраментальные действия»
(Л.Н. Чурилова.
2003).
Основным годовым ритуалом практически в любом архаическом
обществе является ритуал «обновления мира» (М. Элиаде,
1995),
связан¬
ный с космогоническими мифами, составляющими «костяк» мифологи¬
ческих представлений.
Основным содержанием такого ритуала является схема порожде¬
ния системы категорий, определяющей и мифологические представле¬
ния. И в силу этиологизма мифологического мышления, в котором «при¬
чина» вещи есть её «сущность», по этой схеме, в этих категориях и будет
восприниматься мир. «В силу операциональности определения объектов
в мифопоэтическом мышлении (как это сделано?, как произошло? и т.п.)
актуальная картина мира неминуемо и неразрывно связывается с космо¬
логическими схемами» (В.Н.Топоров,
1988).
Сейчас общепризнанно, что инициационные ритуалы имеют
главной темой смерть и воскрешение, воспринимаются как смерть и
новое рождение самими участниками; более того, так воспринимаются
любые переходы человека из одного статуса в другой (Мифы народов
мира,
1991).
Смерть также уподобляется возвращению к хаотическо-
261
му
состоянию, предшествующему сотворению мира в космогонических
ритуалах.
Подобные ритуалы отражены в сакральном пространстве энеоли-
тических курганов Северного Причерноморья, и наиболее выразитель¬
но
—
в «царских курганах» майкопской культуры Северного Кавказа,
подобные же свидетельства мы фиксируем в ряде курганов Закавказья
(Уч-тепинский, курганы
№№ 1
и
2
кудюрлинской группы, курган
№ 1
в
Хачбулаге).
В итоге, появление сложных курганов-святилищ связывается
мною с двумя неразрывными факторами: с мифологическим мышлени¬
ем ряда обществ и появлением института вождества.
В дальнейшем, после того как меняется социальная структура об¬
щества, и происходит его централизация, связанная с освоением опреде¬
ленных территорий и распределений «зон влияний» между различными
племенными группами происходит переход от основной деятельности,
связанных с охотой и собирательством или к культурному скотоводству,
или земледелию, или чаще всего к смешанному типу этих двух видов де¬
ятельности. При этом скотоводческие общества, в силу своей мобильно¬
сти и большей зависимости от погодных условий (например, засуха или
похолодание являлись важнейшими причинами целого ряда миграций)
часто вступают в конфликт с земледельческими обществами. Таким об¬
разом, происходил эффект «присвоения» целых социальных структур с
их мировоззрением и космогонией.
Между тем остаётся открытым вопрос о происхождении космого¬
нических сюжетов, выявляемых в сакральном пространстве «Царских
курганов» майкопской культуры в Северной Осетии.
Многочисленными исследованиями археологов (М.В. Андреева,
И.Г. Нариманов, А'.Д. Резепкин; С.Н. Кореневский, В.Л. Ростунов и
др.) установлено появление Протомайкопа (лейлатепинской культуры)
с Ближнего Востока, конкретно из Восточной Анатолии, и пребывание
этого культурного образования какое-то определённое, недолгое время
в Закавказье (поселения Лейлатепё, Бериклдееби и др.
—
ок.
4350-4000
гг до н.э.
—
В.Л. Ростунов,
2004.
С.
167);
по мнению специалистов, ука¬
занное население относится с североубедскому массиву (И.Г. Нариманов
и др.).
С наступлением аридизации в конце
V
тыс. до н.э.
—
ок.
4350-3800
гг.
до н.э. (там же), в начале
IV
тыс, до н.э. протомайкопцы мигрируют на
Северные склоны Кавказского хребта (В.Л. Ростунов,
2004.
С.
167; 200-
4а. С.
101-136),
где и формируется собственно майкопская культура.
И в восточноанатолийском халколите, и в лейлатепинской куль¬
туре отсутствует обряд захоронения в курганах, а также кромлехи. Эти
элементы погребальной конструкции возникают только вместе с появле¬
нием майкопской культуры на Северном Кавказе, и составляют один из
её основных признаков.
262
Между тем сам курганный обряд с сопутствующими элементами
бытует здесь еще до появления майкопской культуры: судя по имею¬
щимся радиоуглеродным датам, курганные погребения степного ското¬
водческого населения предмайкопского периода относятся к последней
трети
V
тыс. до н.э. (Аксай, Мухин
II
5/9;
Чограй
I;
Кардоник; Перегуз-
ное и др.), хотя известно уже значительное количество таких захороне¬
ний, синхронных Майкопу и Новосвободной (Айгурский, Волтарёвка
I,
Ипатово, Шарахалсун и т.д.); некоторые из них опубликованы только
в тезисной форме (см. С.Н. Кореневский,
A.A.
Калмыков,
2004.
С.
101-
106).
Судя по характеру конструкций ряда погребальных сооружений
(катакомба), а также положению погребённых (большинство на спине,
с подогнутыми коленями вверх ногами, головой на восток
—
предтечи
древнеямной культуры) это население относилось к индоевропейскому
кругу.
Таким образом, при появлении на Северном Кавказе пришельцы-
майкопцы оказались в окружении чуждого им степного скотоводческого
населения, взаимоотношения с которым, по всей вероятности, далеко не
всегда носили мирный характер.
В этой связи уместно вспомнить одно из ключевых положений ра¬
боты И.В. Манзуры о том, что в «период доместикации», по время про¬
никновения в степную зону, у трипольских племён появилась острая
необходимость в особом механизме, чтобы с его помощью успешно
адаптироваться к непривычным условиям (выделено мною
—
В.Р.).
По мнению И.В. Манзуры, такой механизм был успешно найден и за¬
ключался он в создании сложных курганов-святилищ, содержащих ин¬
доевропейскую космогоническую и заупокойную символику
(LManzura,
2005.
Р.
327).
Указанное положение И.В. Манзуры во многом соответствует си¬
туации с появлением майкопской культуры на Северном Кавказе.
Изначально майкопцы восприняли внешние признаки степного
погребального обряда
—
курган и кромлех, которые сохранились на про¬
тяжении всего функционирования майкопской, а затем и новосвобод-
ненской культур.
По мере оформления и развития института вождества представи¬
телями верховных рангов майкопского общества воспринимаются кос¬
могонические и космологические идеи окружающей их степной индо¬
европейской среды: не случайно сложные курганные насыпи, отражаю¬
щие индоевропейскую символику, возникают в сакральном майкопском
центре
—
Цалыкской депрессии
—
над захоронениями вождей и высших
рангов жречества. При этом основной материальный облик майкопской
культуры (керамика, некерамический инвентарь захоронений) практи¬
чески не изменяется.
Обладание высокими для своего времени технологиями и науч¬
ными познаниями (математическими, геометрическими, астрономиче-
263
скими и др.) позволяют детально воплотить указанную символику в са¬
кральном пространстве «Царских курганов» Майкопа.
Не исключено, что выработка подобного «защитного механизма»
позволила майкопским обществам сравнительно быстро и безболезненно
проникнуть в степную зону, достигнув за сравнительно короткий хроно¬
логический промежуток Северного Ставрополья, Ростовской области,
Калмыцких степей и степных областей Северо-Восточного Кавказа
—
Ингушетии, Чечни и Дагестана.
Возможно, что в дальнейшем распространение индоевропейской
идеологии сверху вниз, на всё майкопское общество в целом, наряду с
другими этнокультурными процессами, могло стать одним из основных
факторов формирования нового образования
—
новосвободненской куль¬
туры.
Механизмы, в результате работы которых появилась новосвобод-
ненская культура, весьма схожи с процессами сложения другого ранне-
бронзового образования
—
усатовской культуры Украины. Однако этот
вопрос нуждается в специальном исследовании.
Настоящая работа представляет собой первый опыт реконструк¬
ции и интерпретации сакрального пространства энеолит-раннебронзо-
вых курганов-святилищ Северного Кавказа, с привлечением Приатлан-
тического, Северопричерноморского и Южнокавказского фона. Невоз¬
можность извлечения всей информации, заложенной в особенностях
конструкции этих памятников, определяет гипотетичность отдельных
выводов, изложенных в работе.
:
В дальнейшем требуется накопление базы данных, и, прежде все¬
го, раскопки новых «Царских курганов»
,
в частности, наЦалыкской де¬
прессии.
264
SUMMARY
The present work performs the first attempt to reconstruct and inter¬
pret the sacral space of the eneolith-early bronze barrows sanctuaries of the
North Caucasus (the Royal barrows Maikop barrows of the Tsalyk depressi¬
on in North Ossetia, the burial place of the Novosvobodnaya culture
"Klady"
in Adygeya, etc., with complementation of the Atlantic, North Black Sea
and South Caucasian backgrounds. The whole scope of information, founded
in the peculiarities of construction of these tombstones, cannot be derived,
which entails the assumptive character of certain conclusions, submitted in
this research.
The complex analysis of the "Royal barrows" and barrows-sanctuaries
in the south of Eastern Europe reveals the following:
1.
For erecting the North Black Sea barrows-sanctuaries a number of
mathematical methods was implemented, such as the Archimedean triangle,
the equilateral triangle, and the astronomical observations, which allow to
provide the sites with proper orientation and to follow certain rituals in the
sacral space of the barrow (T.M.Potemkina,
2004).
2.
For erecting the "Royal barrows" a number of mathematical and
geometrical rules was applied, e.g. usage of probable units for designing and
constructing of a site, and application of the "golden proportion". Thorou¬
gh investigation of structure of the barrows' embankments brought to the
assumption that the mathematical analysis was used for their erection, na¬
mely maintenance of particular consistency in a regular construction of a
barrow.
3.
Using the rules of yearly and season movement of the Sun, taking
into consideration initial and final stages of construction of the barrow (to¬
tal time of the construction), accounting to the extent of the embankment,
and calculations under the Vayman's methodology of the working days spent
for the construction, it becomes possible to define size of the staff involved
into the site erection, as well as the approximate number of the population,
residing on that territory. The mentioned method is not universal. It cannot
be applied to quite a number of barrows, if initial and completion stages of
their erection cannot be identified. The method requires testing on the sta¬
tistical data.
4.
While studying details of the barrows' construction (particularly,
barrow
№2
at Zamankul village), it became possible to identify the tool, used
for constructing the site and the cable passage. It was a gnomon. Since the
gnomon was firstly mentioned in the Babylon and
Vedic
sources of the II th-
ous. B.C., we can assume that this very case is the earliest one of using this
tool by the Maikop people.
There is no doubt, that there were more astronomical observations co¬
nducted at the "Royal barrows-sanctuaries", because orientation of the bar-
265
row.embankments, burial places and other elements of construction indicate
the time of spring-autumn equinox and summer-winter solstice. Most like¬
ly, that this knowledge was necessary for pagans to timely conduct definite
ceremonial celebrations, directly linked to the extreme positions of the Sun
in the mentioned periods.
It is quite possible, that actual construction of the complicated barro¬
ws-sanctuaries was advanced with the creation of their small models-babylo-
ns, copying exact dimensions of the object. Such models-babylons are found
by archeologists near the Neolithic temples of Malta, Tripoli settlements,
etc.
It is obvious, that the core purpose for erection of barrows-sanctuar¬
ies was to worship the ancestors' cult. Objects for the cult were not ordin¬
ary members of the tribe. Almost all the construction details of the "Large
Maikop barrows-sanctuaries" clearly witness that they were the pagans and
tribe leaders. Other ceremonies (fertility cult, new year, beginning of sowi¬
ng, harvesting, etc.) also took place, but they were conducted in the parallel
with the main cult.
The most complicated question is linked to the reasons, promoting er¬
ection of complex barrows-sanctuaries.
The Atlantic Europe, steppes of the North Black Sea regions, sub-mo¬
untainous and partially plain zones of the North Caucasus performed the
facts, which contain two aspects requiring detailed attention: socio-econo-
mical and spiritual.
In this regard, there are two important provisions stated by I.V.Man-
zura, which are rather perspective for further investigations:
1)
on the abundance and duration of ceremonial activities on the barr¬
ows-sanctuaries, which permits to consider them important public centers,
to some extent "temples";
2)
on elaboration of a specialized symbolic mechanism, which would
provide regenerating of social relations, which led to creation of complex
and monumental burial constructions.
1.
Socio-economical aspect of the problem is based on transition of the
late Neolith and Eneolith community to the new format of social organizat¬
ion and rise of stratified units, one of which was the institute of leadership,
or chiefdom.
This concept was borrowed by the Soviet scientists (Yu.E.Berezkin
1995,
L.S.Vasil'ev
1981,
N.N.Kradin
1995,
A.M.Khazanov
1975)
from fo¬
reign anthropology in the process of searching for various forms of social
development, specific for the late primitive state (pre-state level). Chiefdom
is considered the interim political organization, which appears, when there
are sustainable conditions for increasing the additional product. It is based
on social ranking, however its structure and management mostly contain
blood relationships. Status and prestige of a person are determined with his
intimacy to the leader.
266
The term "chief
dom"
was brought into the scientific vocabulary from
the work by K. Oberg "Types of social structures among south-American and
central-American tribes" (K.Oberg,
1955).
Expansion of this concept to the
resumptive theory was made by M.Sahlins
(Sahlins,
M.,
1963)
and
E.
Servi¬
ce
(E. R.
Service), who highlighted the importance of the economic factor in
framing of social stratification, which is one of the main features of chief
-
dom. Works of these scientists were supported not only by anthropologists,
but also by archeologists, particularly in Britain and the USA. In the 10tb
"chiefdom" was used for commenting on the cultures of the late Neolith,
Bronze epoch and early Iron Age in Eastern Europe.
Leadership is based on the principle of ranking, of differences in the
people's social status. Prestige and rank are defined according to the close
position to the leader, whose role is significant. However, there is no divis¬
ion into classes.
Social status in leadership, determined by the family principle, prom¬
oted into sustainability and continuance. As the population increased in nu¬
mber and structure of the community complicated, every person's behavior
was determined mostly by social structure, than by family traditions. Many
leadership communities resembled states. However, as many anthropologi¬
sts assume, they cannot be considered as states due to availability of family
traditions (L.N.Koryakova,
2002).
Typologically, a chiefdom/leadership can be put in line with milita¬
ry hierarchic society. For general description of this socio-economical level
Yu.I.Semenov takes the notion of "politarism" as a specific way of producti¬
on (Yu.I.Semenov. M.,
1993,
part II, chapters
12-14).
The ranking status of
the Maikop (or so called Maikop-Novosvobodnaya) community on the basis
of Semenov's provisions is elaborated by S.N.Korenevski in details (S.N.Ko-
renevski,
1988; 2004).
The most general archeological features of leadership are monumen¬
tal architecture, availability of a ceremonial center, differentiated tombs
(L.N.Koryakova,
2002).
These are the features which we meet when researching Eneolithical
barrows-sanctuaries in England, Ireland, North black Sea shore and sacr¬
al centers in. the North Caucasus (the Tsalyk depression in North Ossetia).
Judging from the numerous data, for quite a long period of time the sacral
center of the Tsalyk depression could serve a location for delivering various
rituals, most likely linked not only to the cult of ancestors, but also with the
other significant spiritual aspects: with the cult of fertility, harvesting, in¬
itiations, etc. The mentioned critua leremonies cumulated the tribes togeth¬
er, and they targeted, above all, at consolidation of separate communities.
2.
The drastic contrast between dwellings and ceremonial premises of
a number of
Neo-
and Eneolithical societies of the Atlantic Europe, North
Black Sea shore and North Caucasus probably signals definite predominance
of spiritual component over the routine one in regular functioning of the
267
society.
Thus, many thousands of labor days which were spent for erection
of cult premises, could be spent for cultivating of additional land plots for
agricultural purposes (for the Maikop culture), for hunting, fishing, cattle-
raising, i.e. for expanding food stocks, for production of objects of labor,
etc.
In studying burial places of late V-IV thous. B.C. of North Black Sea
shore and North Caucasus, archeologists often draw attention to the myt¬
hological and cosmogonical symbolism, which they perform. The most in¬
dicative examples of such symbolism are the complex near Dzhurdzhulesh
in Moldavia (I.V.Manzura), frescos of Novosvobodnaya tombs in Adugeia
(A.D.Rezepkin), embankments of egg-shaped, ellipse, truncated cone for¬
ms, often covered with the layer of yellowish clay, cromlechs and menhirs
on the barrows in Ukraine and North Caucasus (the World Egg, the World
Mountain, etc.).
Some barrows-sanctuaries in Ukraine and Moldovia reflect cosmogon¬
ical subjects (T.M.Potemkina).
However, the Maikop barrows of the Tsalyk depression have the most
complicated constructions, and they and semantically they are extremely
rich.
These unique architectural premises, which deteriorated the normal
routine life, could be erected only in the communities, which possessed myt¬
hological (myth-epical) mode of thinking.
Mythological mode of thinking is specific with its coding of inform¬
ation through the elaborated system of signals, common for the very social
community. Such coding is determined with the ancient cosmological and
mythological views of a person. They are based on correlating between sim¬
ilar or
"pseudo"
similar objects and phenomena. Basis for such correlating
is the concept of ancient cosmogony about total interrelations in the world.
There is also defined an aspect of the universe, consisting of three parts,
which is well traced in Indo-European or any other shamanism (e.g. Mircha
Eliade "The Shamanism", etc.). The interconnection of all "objects of the
Universe", as a rule, is expressed in their correlation with the upward world
—
World of Gods, and in the World of Earth. Moreover, such correlation and
interconnection can be perceived relatively the World of Underground. In a
number of cases, particularly in the archaic communities, it is considered as
linkage between the events in the world of spirits or any other transcende¬
ntal creatures, and the world of human beings. Considering manifestations
of material and spiritual culture of the society, which have predominantly
mythological mode of thinking, the cosmogony vision of this society should
be first of all taken into account. This vision has mostly symbolical manifes¬
tation, and in late Neolith
—
Eneolith it is performed in fine arts.
In typification of images symbolization, clear for all the members of
the community, takes place. It is based on determination of main features,
which can be singled out as unique values in definite objects. For example,
268
image
of a spiral clockwise and counter-clockwise can symbolize death and
life, a circle with a point or a square in the center becomes image of the Un¬
iverse.
"Elements of aburial rituals in the context perform signs, while ritual
itself performs a text (in the
semiotic
sense)"
(S.V.Ivanova, 2002).
The ritual occupied a core position in the life of the community with
mythical mode of thinking. According to some data, "holidays" in common
could take half of the whole year (V.N.
Toporov,
1988).
Being outside the rituals ceremony, i.e. beyond the same culture, and
without bearing similar thinking modalities, it is difficult to understand it
from the psychological point of view. Accirding to L.N.Churilova "Death,
rituals ceremonies typical for transition into a new mode of thinking and
vision of an ancient human being in the context of a well known myth, myt¬
hological images and conceptions, death and life, birth, maturing and dying
—
everything was regulated with rituals.
Following ritual was the basis for welfare, continuance of life and new
births. The dead and the alive were the participants of this sacrament. Ev¬
erybody and everything
—
the deceased, the burial constructions, the obje¬
cts in the grave illustrated these sacramental activities". (L.N.Churilova,
2003).
A core yearly ceremony of almost every archaic community is a ritual
of "renovation of the world" (M.Eliade,
1995),
linked to the
cosmologica!
myths, and constituting the skeleton of mythological concepts. The essence
of the ceremony is elaborating a system categories, which would at the same
time present mythological concepts. Due to
etiologic
character of mytholo¬
gical thinking, where the "purpose" of the object contains its "substance",
the world will be perceived in these categories and according to this scheme.
"Due to the applied character of determining objects in the mytho-epical th¬
inking (how was it made?, how did it happen?, etc.), the actual picture of
the world in inevitably and inseparably linked with cosmological schemes"
(V.N.Toporov,
1988).
Today it is generally recognized that the initiating ceremonies' core
topic is death and resurrection. By the participants of the ceremony it is pe¬
rceived as death and new birth. Moreover, any transition of a persons from
one status to another is perceived similarly (Myths of peoples of the world,
1991).
Death is also assimilated with return to chaotic status, preceding cr¬
eation of the world in
cosmogonica!
ceremonies.
Such rituals are depicted in the sacral space of Eneolithic barrows of
North Black Sea shore, and extremely expressively in the "Royal barrows"
of Maikop culture of the North Caucasus. Similar features are found in a
number of barrows of Transcaucasia (Uch-tepinski, barrows Ms
1, 2
of ku-
durlinski group, barrow
№ 1
inKhachbulag).
269
Finally, I link appearing of complex barrows-sanctuaries with two int¬
erconnected factors: mythological mode of thinking of several communities
and appearing of a leadership institute.
However, there is an opened question on the origin of cosmogonical
subjects, which are found in the sacral space of "Royal barrows" of the Mai¬
kop culture in North Ossetia.
Numerous archeologists (M.V.Andreeva, I.G.Narimanov, A.D.Reze-
pkin, S.N.Korenevskiy, V.L.Rostunov, etc.) have come to the conclusion,
that Protho-Maikop (leylayepinski culture) came from the Middle East, na¬
mely from Eastern Anatolia. For a definitely short period of time this cul¬
ture has been existing in Transcaucasia (Leylatepe, Berikldebi settlements,
etc.
—
about
4350-4000
B.C.
—
V.L.Rostunov,
2004).
According to the sp¬
ecialists, this settlement refers to North Ubediski massive (I.G.Narimanov,
etc.).
In aridization in late V thous. B.C.
—
about
4350-3800
B.C., in early
IV thous. B.C. the Protho-Maikop people migrate to the north of the Cau¬
casian mountain chain (V.L.Rostunov,
2004.
P.
167; 2004
a. P.
101-136),
where the Maikop culture developed.
Both in the Eastern Anatolian halkolit, and in the Leylatipinski cult¬
ure, there is neither ceremony of burying in barrow no cromlechs. These el¬
ements of the burial construction appear simultaneously with appearing of
Maikop culture in the North Caucasus, and they compose one of its signs.
Meanwhile, the barrow ceremony and the accompanying elements
existed here before the appearing of the Maikop culture. According to the
available radiocarbon data, the barrow tombs of the steppe cattle-farming
population of the pre-Maikop period refer to the last third of V thous. B.C.
(Aksay, Mukhin II
5/9;
Chogray I; Kardonik; Pereguznoe, etc.), though we
know a quite number of the burial places, dated by Maikop and Novosvob-
odny
(Augurski, Zoltarevka
I, Ipatovo, Sharakhalsun, etc.). Some of them
were published in thesis format (S.N.Korenevski, A.A.Kalmykov,
2004).
Judging from the type of constructions of some burial places (catacomb),
and also from the position of the buried people (mostly on their back, with
their knees bent up, facing East
—
this precedes the the pit cultural and his¬
torical community which settlement referred to the Indo-European circle.
Thus, upon arriving at the North Caucasus newcomers of the Maikop
culture found themselves in the environment of the alien steppe cattle-far¬
ming population. Most probably, interrelations among these people were not
always peaceful.
In this regard, it is quite reasonable to refer to one of key provisions of
I.V.Manzura's works which cites that in the "period of domestication" and
in the course of penetration into the steppe zone, the Tripoli tribes felt dras¬
tic necessity in a special mechanism for fruitful adaptation in extraordinary
conditions. According to I.V.Manzura, such a mechanism was successfully
found, and it was creating of complex barrows-sanctuaries, containing Indo-
270
European cosmogonicei
and after death symbolism
(I.Manzura,
2005).
Initially the Maikop people borrowed external signs of the steppe bu¬
rial ceremony
—
barrow and cromlech, which remained during1 the whole
period of formatting the Maikop and Novosvobodnaya cultures.
In the course of arranging and developing of leadership, high rank
representatives of the Maikop culture took cosmogonical and cosmological
ides of the steppe Indo-European environment. That is why complex barro¬
ws' embankments reflecting Indo-European symbolism, also appear in the
sacral Maikop center
—
the Tsalyk depression
—
above the burial places of
leaders and high rank pagans. The main material image of the Maikop cult¬
ure (ceramics, non-ceramic objects of burial places) did not undergo drastic
changes.
Possession of the technologies and scientific knowledge, which were
quite advanced for those times (in mathematics, geometry, astronomy, etc.),
permits to implement the mentioned symbols in the sacral space of the "Ro¬
yal barrows" of Maikop in details.
It is possible, that elaboration of such "defensive mechanism" allowed
the Maikop communities to relatively quickly and painlessly intervene into
the steppe zone. For a quite short period of time they reached North Stavro¬
pol area, Rostov region, Kalmykia steppes and steppe areas of North-Easte¬
rn Caucasus
—
Ingushetia, Chechnya and Dagestan.
Probably, that further on progress of Indo-European ideology top-
down, which would impact the whole Maikop community, alongside with the
other ethno cultural processes, could become one of the main factors, prom¬
oting development of new conglomerate
—
the Novosvobodnaya culture.
271 |
| any_adam_object | 1 |
| any_adam_object_boolean | 1 |
| author | Rostunov, Vjačeslav L. ca. 20./21. Jh |
| author_GND | (DE-588)137679726 |
| author_facet | Rostunov, Vjačeslav L. ca. 20./21. Jh |
| author_role | aut |
| author_sort | Rostunov, Vjačeslav L. ca. 20./21. Jh |
| author_variant | v l r vl vlr |
| building | Verbundindex |
| bvnumber | BV023280268 |
| ctrlnum | (OCoLC)644391531 (DE-599)BVBBV023280268 |
| format | Book |
| fullrecord | <?xml version="1.0" encoding="UTF-8"?><collection xmlns="http://www.loc.gov/MARC21/slim"><record><leader>01925nam a2200445 c 4500</leader><controlfield tag="001">BV023280268</controlfield><controlfield tag="003">DE-604</controlfield><controlfield tag="005">20100225 </controlfield><controlfield tag="007">t</controlfield><controlfield tag="008">080428s2006 abd| |||| 00||| rus d</controlfield><datafield tag="020" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">5833604346</subfield><subfield code="9">5-83360-434-6</subfield></datafield><datafield tag="035" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">(OCoLC)644391531</subfield></datafield><datafield tag="035" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">(DE-599)BVBBV023280268</subfield></datafield><datafield tag="040" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">DE-604</subfield><subfield code="b">ger</subfield><subfield code="e">rakwb</subfield></datafield><datafield tag="041" ind1="0" ind2=" "><subfield code="a">rus</subfield></datafield><datafield tag="049" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">DE-12</subfield></datafield><datafield tag="084" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">6,11</subfield><subfield code="2">ssgn</subfield></datafield><datafield tag="084" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">7,41</subfield><subfield code="2">ssgn</subfield></datafield><datafield tag="100" ind1="1" ind2=" "><subfield code="a">Rostunov, Vjačeslav L.</subfield><subfield code="d">ca. 20./21. Jh.</subfield><subfield code="e">Verfasser</subfield><subfield code="0">(DE-588)137679726</subfield><subfield code="4">aut</subfield></datafield><datafield tag="245" ind1="1" ind2="0"><subfield code="a">Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza</subfield><subfield code="c">V. L. Rostunov</subfield></datafield><datafield tag="264" ind1=" " ind2="1"><subfield code="a">Vladikavkaz</subfield><subfield code="b">Izdat. SOGU</subfield><subfield code="c">2006</subfield></datafield><datafield tag="300" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">287 S.</subfield><subfield code="b">Ill., graph. Darst., Kt.</subfield></datafield><datafield tag="336" ind1=" " ind2=" "><subfield code="b">txt</subfield><subfield code="2">rdacontent</subfield></datafield><datafield tag="337" ind1=" " ind2=" "><subfield code="b">n</subfield><subfield code="2">rdamedia</subfield></datafield><datafield tag="338" ind1=" " ind2=" "><subfield code="b">nc</subfield><subfield code="2">rdacarrier</subfield></datafield><datafield tag="500" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">In kyrill. Schr., russ. - Zsfassung in engl. Sprache</subfield></datafield><datafield tag="650" ind1="0" ind2="7"><subfield code="a">Heiligtum</subfield><subfield code="0">(DE-588)4072395-1</subfield><subfield code="2">gnd</subfield><subfield code="9">rswk-swf</subfield></datafield><datafield tag="650" ind1="0" ind2="7"><subfield code="a">Kurgan</subfield><subfield code="g">Hügelgrab</subfield><subfield code="0">(DE-588)4128840-3</subfield><subfield code="2">gnd</subfield><subfield code="9">rswk-swf</subfield></datafield><datafield tag="651" ind1=" " ind2="7"><subfield code="a">Ziskaukasien</subfield><subfield code="0">(DE-588)4117986-9</subfield><subfield code="2">gnd</subfield><subfield code="9">rswk-swf</subfield></datafield><datafield tag="689" ind1="0" ind2="0"><subfield code="a">Ziskaukasien</subfield><subfield code="0">(DE-588)4117986-9</subfield><subfield code="D">g</subfield></datafield><datafield tag="689" ind1="0" ind2="1"><subfield code="a">Kurgan</subfield><subfield code="g">Hügelgrab</subfield><subfield code="0">(DE-588)4128840-3</subfield><subfield code="D">s</subfield></datafield><datafield tag="689" ind1="0" ind2="2"><subfield code="a">Heiligtum</subfield><subfield code="0">(DE-588)4072395-1</subfield><subfield code="D">s</subfield></datafield><datafield tag="689" ind1="0" ind2=" "><subfield code="5">DE-604</subfield></datafield><datafield tag="856" ind1="4" ind2="2"><subfield code="m">Digitalisierung BSBMuenchen</subfield><subfield code="q">application/pdf</subfield><subfield code="u">http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000003&line_number=0001&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA</subfield><subfield code="3">Inhaltsverzeichnis</subfield></datafield><datafield tag="856" ind1="4" ind2="2"><subfield code="m">Digitalisierung BSB Muenchen</subfield><subfield code="q">application/pdf</subfield><subfield code="u">http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000004&line_number=0002&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA</subfield><subfield code="3">Abstract</subfield></datafield><datafield tag="940" ind1="1" ind2=" "><subfield code="n">oe</subfield></datafield><datafield tag="999" ind1=" " ind2=" "><subfield code="a">oai:aleph.bib-bvb.de:BVB01-016465082</subfield></datafield><datafield tag="942" ind1="1" ind2="1"><subfield code="c">306.09</subfield><subfield code="e">22/bsb</subfield><subfield code="g">471</subfield></datafield><datafield tag="942" ind1="1" ind2="1"><subfield code="c">200.9</subfield><subfield code="e">22/bsb</subfield><subfield code="g">471</subfield></datafield><datafield tag="942" ind1="1" ind2="1"><subfield code="c">900</subfield><subfield code="e">22/bsb</subfield><subfield code="g">471</subfield></datafield></record></collection> |
| geographic | Ziskaukasien (DE-588)4117986-9 gnd |
| geographic_facet | Ziskaukasien |
| id | DE-604.BV023280268 |
| illustrated | Illustrated |
| index_date | 2024-07-02T20:39:32Z |
| indexdate | 2024-07-09T21:14:50Z |
| institution | BVB |
| isbn | 5833604346 |
| language | Russian |
| oai_aleph_id | oai:aleph.bib-bvb.de:BVB01-016465082 |
| oclc_num | 644391531 |
| open_access_boolean | |
| owner | DE-12 |
| owner_facet | DE-12 |
| physical | 287 S. Ill., graph. Darst., Kt. |
| publishDate | 2006 |
| publishDateSearch | 2006 |
| publishDateSort | 2006 |
| publisher | Izdat. SOGU |
| record_format | marc |
| spelling | Rostunov, Vjačeslav L. ca. 20./21. Jh. Verfasser (DE-588)137679726 aut Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza V. L. Rostunov Vladikavkaz Izdat. SOGU 2006 287 S. Ill., graph. Darst., Kt. txt rdacontent n rdamedia nc rdacarrier In kyrill. Schr., russ. - Zsfassung in engl. Sprache Heiligtum (DE-588)4072395-1 gnd rswk-swf Kurgan Hügelgrab (DE-588)4128840-3 gnd rswk-swf Ziskaukasien (DE-588)4117986-9 gnd rswk-swf Ziskaukasien (DE-588)4117986-9 g Kurgan Hügelgrab (DE-588)4128840-3 s Heiligtum (DE-588)4072395-1 s DE-604 Digitalisierung BSBMuenchen application/pdf http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000003&line_number=0001&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA Inhaltsverzeichnis Digitalisierung BSB Muenchen application/pdf http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000004&line_number=0002&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA Abstract |
| spellingShingle | Rostunov, Vjačeslav L. ca. 20./21. Jh Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza Heiligtum (DE-588)4072395-1 gnd Kurgan Hügelgrab (DE-588)4128840-3 gnd |
| subject_GND | (DE-588)4072395-1 (DE-588)4128840-3 (DE-588)4117986-9 |
| title | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |
| title_auth | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |
| title_exact_search | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |
| title_exact_search_txtP | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |
| title_full | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza V. L. Rostunov |
| title_fullStr | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza V. L. Rostunov |
| title_full_unstemmed | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza V. L. Rostunov |
| title_short | Opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov Evropy i Severnogo Kavkaza |
| title_sort | opyt rekonstrukcii sakralʹnogo prostranstva rannich kurganov evropy i severnogo kavkaza |
| topic | Heiligtum (DE-588)4072395-1 gnd Kurgan Hügelgrab (DE-588)4128840-3 gnd |
| topic_facet | Heiligtum Kurgan Hügelgrab Ziskaukasien |
| url | http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000003&line_number=0001&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA http://bvbr.bib-bvb.de:8991/F?func=service&doc_library=BVB01&local_base=BVB01&doc_number=016465082&sequence=000004&line_number=0002&func_code=DB_RECORDS&service_type=MEDIA |
| work_keys_str_mv | AT rostunovvjaceslavl opytrekonstrukciisakralʹnogoprostranstvarannichkurganovevropyisevernogokavkaza |